в социальных сетях:
Перед тем как двигаться дальше, полезно будет представить некоторые дополнительные терминологические уточнения. Я использую термин «эгоистическое поведение» взаимозаменяемо с термином «преследование собственного интереса» в соответствии с общепринятой практикой экономического мейнстрима, в частности теории общего равновесия и теории игр (см., например: Thaler, 1992; Bowles, 2004). Но, как станет понятно позже, это та область, где язык становится серьезным ограничителем. Язык не может также адекватно описать весь диапазон мотивов, побуждающих людей к действиям: от всецело эгоистических (касающихся только вопросов собственного благополучия), через более светлые оттенки соблюдения собственных интересов (которое включает нечто большее чем материальную выгоду) до практически бескорыстных. Некоторые авторы пытались как-то решить эту проблему, проводя различие между терминами «эгоистический» и «преследующий собственный интерес» (Medema, 2009); кроме того, существует прекрасный подбор персонала самого понятия «интерес» (Swedberg, 2005). На последующих страницах (особенно в пятой и шестой главах) мы встретимся с различными мотивациями человеческого поведения и выбора; там я рассмотрю эту тему более детально.
Классики (и, как мне хотелось бы верить, не только они) знали о разнообразии человеческих мотивов и о том, что люди движимы не только эгоистическими интересами. Это обстоятельство не следует смешивать с тем фактом, что открытие Смита впечатляет именно потому, что оно показывает (хотя, надо признать, в несколько разреженных декорациях), что, даже если бы человеческие существа были совершенно эгоистичны, общество все равно могло бы достичь оптимальности (или, выражаясь более красочным языком Дункана Фоли (Foley, 2006, р. 2), «Смит обещает нам, что мы, будучи эгоистичными в рамках капиталистических имущественных отношений, на самом деле добры к нашим собратьям»).